Под первого «крота» в военной разведке ЦРУ создало специальный отдел — SR-9 (Soviet Russia). Возглавил его Кайзвальтер.
Компенсацией за усердие на шпионской ниве были не только дензнаки в иностранной валюте, но и свидания с Гретой, которые предоставлялись Попову соразмерно объему и качеству добытой информации.
В апреле 1954 года Попова по причине его дружбы с сотрудником КГБ Петром Дерябиным, накануне сбежавшим в США, отозвали в Москву. Однако никаких подозрений относительно лояльности Попова ни у ГРУ, ни у КГБ не возникло, и летом 1955 года его направили в Берлин.
Встречи с «Грэлспайсом» Джордж Кайзвальтер проводил, как правило, на территории Западного Берлина. Сев в поезд в восточном секторе, где-нибудь на Шпильмаркт, Попов выходил на второй или третьей остановке, находясь уже в западной зоне.
На случай встречи с патрулем у него имелось поддельное удостоверение, которое позволяло ему бывать за «баррикадой».
В июне 1958 года, во время очередной встречи со своим куратором, Попов «сдал» Кайзвальтеру агента-нелегала Таирову, которую ему поручили переправить в Нью-Йорк.
Руководство ЦРУ, рискуя поставить под удар свой источник информации, неохотно предупредило американскую контрразведку о предстоящей засылке в США советской разведчицы. Дальнейшие события подтвердили обоснованность опасений цэрэушников. В неудержимом порыве как можно быстрее разоблачить агентессу-нелегала ФБР окружило Таирову такой бесцеремонной «опекой», что она, почувствовав опасность разоблачения, немедленно воспользовалась запасным путем отхода и вернулась в СССР.
ГРУ тут же отозвало Попова из ГДР в Москву для выяснения причин неудачной заброски Таировой. Не без помощи своего покровителя генерала армии Ивана Серова, успевшего к тому времени с треском вылететь из кресла председателя КГБ и стать во главе Главного разведывательного управления Генштаба, Попов сумел оправдаться, обвинив в неудаче саму Таирову.
Формальных оснований для отстранения Попова от работы не было, но по инициативе начальника Второго главного управления КГБ генерал-лейтенанта Грибанова за границу Попова больше не выпустили, предоставили жилье в Твери и установили за ним бессрочное круглосуточное наружное наблюдение. Дабы подсластить пилюлю и убедить Попова, что он по-прежнему пользуется доверием, ему устроили повышение по службе — присвоили звание полковника и назначили начальником хозяйственного управления ГРУ.
Накануне отъезда «Грэлспайса» из Германии Кайзвальтер, предвидя, что его отсутствие может затянуться на неопределенное время, познакомил агента с сотрудником резидентуры ЦРУ в Москве Расселом Августом Ланжелли, который должен был выполнять обязанности связника во время пребывания Попова в Советском Союзе.
В ходе знакомства Ланжелли и Попов договорились, что их встречи будут проходить в режиме «моменталки» — агент, встречая связника в каком-нибудь многолюдном месте, в одно мгновение передает ему собранные материалы, взамен получая гонорар. Это, по мнению Ланжелли, должно было воспрепятствовать возможному «наружному наблюдению» зафиксировать контакт: поди, разберись, кого агент коснулся в толпе случайно, а кого преднамеренно. Кроме того, после передачи материалов «в одно касание» в людном месте им обоим легче затеряться в толпе и уйти от возможного «хвоста».
Первая встреча с «Грэлспайсом» была проведена американцем в фойе гостиницы «Советская». Проведена виртуозно, действительно, «в одно касание». В те годы при входе в гостиницу была установлена массивная крутящаяся дверь-карусель. Поделенная на четыре отсека, в каждом из которых мог уместиться только один человек, она беспрерывно вращалась против часовой стрелки.
Ровно в 16.00 Попов неторопливо поднялся по ступенькам «Советской» и вошел в один из отсеков «карусели». Как только он оказался в фойе, Ланжелли, поджидавший агента внутри, сделал шаг ему навстречу и принял пакет. Не покидая «карусели», Попов через секунду вновь оказался на улице и двинулся к троллейбусной остановке. Со стороны все выглядело так, будто рассеянный человек по ошибке заглянул в гостиницу.
Когда в одном месте, в одно и то же время оказываются два разведчика из противоборствующих спецслужб, «наружна», как правило, задается вопросом: а не играют ли они, как два пианиста — за одним роялем — в четыре руки? Задача контрразведчиков — выяснить, кто заказывает музыку и для кого играют «таперы»…
Вскоре напротив входов всех московских гостиниц, где были установлены двери-карусели, были устроены стационарные посты наружного наблюдения, оборудованные кино- и фотоаппаратурой. Такие же посты установили и в фойе.
Через два месяца, ровно в 16.00 Попов оказался в фойе гостиницы «Центральная», куда пятью минутами ранее вошел прибывший на ярко-красном «бьюике» с дипломатическими номерами мистер Ланжелли.
Все произошло так же, как и в «Советской», с той лишь разницей, что, завидев «Грэлспайса», американец втиснулся к нему в отсек, буквально выхватил у него из рук почтовый конверт, выбежал на улицу и впрыгнул в сорвавшийся с места «бьюик», за рулем которого сидел невесть откуда взявшийся Джордж Пейн Уинтерс-младший, еще один цэрэушник, работавший под прикрытием вице-консула посольства США в Москве.
Как выяснилось позже, причиной, побудившей Ланжелли действовать с прытью ковбоя, была поднятая сотрудниками наружного наблюдения суета. Они на свой страх и риск решили взять с поличным американца и Попова, развив в фойе гостиницы бурную подготовительную деятельность, не оставшуюся незамеченной Уинтерсом-младшим. Последний во время проведения Ланжелли операции по связи с «Грэл-спайсом» осуществлял контрнаблюдение, то есть выяснял, есть ли «хвост» за Ланжелли или за агентом. Обнаружив подозрительно повышенную активность «обслуживающего персонала» в фойе гостиницы, Уинтерс понял, что готовится ловушка, и в самый последний момент, когда агент уже шагнул в «карусель», подал коллеге сигнал тревоги, а сам опрометью бросился к машине.
Промах, допущенный ретивыми русскими «топтунами», исправил, как это ни покажется парадоксальным, американец Уинтерс.
Джордж Пейн Уинтерс-младший, молодой кадровый офицер ЦРУ работал в Москве под прикрытием второго вице-консула посольства Соединенных Штатов. Внимание нашей контрразведки он привлек нестандартностью поведения, повышенной общительностью и чрезвычайной мобильностью. Чтобы полнее фиксировать радиус перемещения американца и объекты его устремлений, было принято решение применить «шпионскую пыль» — спецпрепарат, разработанный в секретных лабораториях КГБ. Горничная, она же — агент Второго главка — получила задание регулярно «опылять» одежду Уинтерса во время уборки его квартиры, что позволяло нашим контрразведчикам выявлять связи сотрудников резидентуры ЦРУ, действовавших под прикрытием американского посольства в Москве. Скажем, подвез американский разведчик своего осведомителя на машине, салон которой обработан «пылью», и микрочастицы химиката осядут на продолжительное время на коже и одежде водителя и пассажира, как и на всех предметах, к которым они прикасались.
Вечером 23 декабря 1958 года Попов позвонил на квартиру атташе посольства США Р. Ланжелли и условным сигналом вызвал его на личную встречу, которая должна была состояться в воскресенье 27 декабря в мужском туалете Центрального детского театра во время антракта утреннего спектакля. Однако Ланжелли, пришедший в театр с женой и детьми, напрасно прождал Попова в условленном месте — тот не явился. В московской резидентуре ЦРУ были обеспокоены отсутствием Попова в театре и совершили роковую для него ошибку.
Получив из Штатов письмо от Кайзвальтера, адресованное «Грэл-спайсу», Уинтерс отправил его агенту по почте, так как на конверте имелся его домашний адрес. Результат не заставил себя ждать. Датчики, которыми были снабжены сотрудники наружного наблюдения, работавшие за Уинтерсом, зафиксировали его приближение к почтовому ящику и какие-то манипуляции у него. Изъятую корреспонденцию проверили с помощью датчиков, и участь Попова была предрешена: он оказался «под колпаком» у Второго главка. В ходе наблюдения было установлено, что Попов 4 и 21 января 1959 года встречался с Ланжелли и во время второй встречи получил от американца 15 тысяч рублей. 18 февраля 1959 года Попова арестовали у пригородных касс Ленинградского вокзала, куда он прибыл на очередную встречу с Ланжелли.